Дневник войны, глава 261. «Мам, я не хочу тревогу, я не хочу баллистику с Крыма»

Очередной обычный день, обычный магазин. Стоишь себе на кассе, выбираешь, что взять к чаю. И тут на телефоне, как выстрел, – сообщение о воздушной тревоге.

Магазин мгновенно преображается: кассы закрываются, голос по громкой связи настойчиво просит всех быстро покинуть помещение. Рутина, ставшая нормой.

Впереди меня – мама с дочкой, девочке года четыре. Маленькое личико в недоумении поднимается к матери: «Мам, я не хочу тревогу, я не хочу баллистику с Крыма!»

Детский голос, произносящий такие страшные слова, отзывается болью где-то глубоко внутри. Детство, где «баллистика» становится частью словарного запаса. Прежде, чем ребенок научится писать.

Иду домой, захожу в подъезд, а там, прямо на полу, сидят дети со двора. Это должна была быть их халабуда – уютное убежище под старой шелковицей в тени, где они обычно играют. Но угроза баллистики изменила планы.

Теперь их халабуда – это пространство под лестницей в подъезде.

С ними дворовая собака, которую ребята привели с собой, потому что она страдает от панических атак из-за громких сирен и взрывов. Дети, в своей недетской мудрости, обнимают ее, успокаивают, включили ей на телефоне белый шум. 

Дети, чьи игры должны быть наполнены беззаботностью, строят убежища и заботятся о животных, потому что взрослый мир оказался слишком жесток...

Ночь. Город погружен во тьму комендантского часа, а над ним разворачивается привычный, но от этого не менее ужасающий спектакль. Группа шахедов из тридцати штук словно рой механических шершней ползет на город.

Интервалы между ними – всего несколько минут, и в эти жуткие перерывы между забегами за две стены пытаешься уместить жизнь.

После первого взрыва – срываешься с кровати, лихорадочно одеваешься, натягивая первое, что попадется под руку.

Второй – хватаешь кота, прижимаешь его к себе, чувствуя, как дрожит маленькое тельце.

Третий – невыносимо хочется пить, бежишь на кухню за водой, пытаясь уложиться в эти проклятые минуты тишины.

Четвертый – кот не выдерживает напряжения, его стресс материализуется самым демонстративным образом: он идет к лотку.

На пятом – меняешь лоток, пытаясь сохранить хоть какое-то подобие порядка в мире, который рушится вокруг.

И вдруг – акустическая тишина. Несколько секунд, которые кажутся вечностью. А потом – оглушительный взрыв. Прилет ракеты. Вся квартира дрожит. В один миг становится кромешно темно: свет исчез.

Пулей вылетаешь на лестничную площадку, где уже стоят соседи – кто в пижамах, кто в одеяле. В темноте слышно лишь их учащенное дыхание и отдаленные звуки, как на улице мчат на помощь экстренные службы.

Впереди предстоит веселая ночь. Ночь, где раз двадцать прощаешься с жизнью, потому что каждое противное пике шахеда может быть адресовано именно твоему дому. Он дрожит с каждым взрывом, как и ты сама, – стенами, полом, каждым нервом.

И в этот момент, когда кажется, что сил больше нет, на жужжащий телефон приходит сообщение от подруги: «Только не минуснись, я тебя прошу, слышишь?! У нас на завтра планы! Делай что хочешь, но ты мне нужна живой! Не вздумай умереть там!» 

После жуткой ночи, когда удалось поспать всего несколько часов, снова наступает праздник жизни. За окном машины мелькают красивейшие поля с подсолнухами. Манифест солнцу и новому дню.